Неукротимая Джо - Страница 10

Джованна прижала карточки к груди и ринулась к свободе.

Дыма прибавилось, да и огонь теперь можно было разглядеть. Алые языки жадно лизали деревянную лестницу. Джованна собрала все свое мужество и ринулась сквозь дым на кухню, к черному ходу. Дым отчаянно ел глаза, не давал дышать, волосы потрескивали от жара, слезы текли по щекам, а еще было страшно, до одури страшно, и она на какой-то миг превратилась в перепуганного зверька, бегущего сквозь огонь и смерть очертя голову. Именно так зверьки и гибнут, сурово одернуло Джованну подсознание, и она заставила себя успокоиться. Дверь, где же она, черт бы ее побрал… дверь! Замок заклинило. Нет, идиотка, ты просто крутишь не в ту сторону. Открывайся. Открывайся же!

Она по инерции пролетела еще несколько метров и свалилась в сырую от росы траву, плача, всхлипывая и сморкаясь. Обернулась и увидела, как из-под самой крыши дома вырываются узенькие ленты огня…

Пикколиньо погибал на ее глазах, и виновницей его гибели была она сама. Джованна рыдала, размазывая кулаками слезы по лицу — и тут разом замолкла. Драгоценные фотографии исчезли!

Обе рамочки складывались наподобие книжки, запирались на замочек, а потом их можно было нести за тонкую цепочку. Цепочка была намотана вокруг грязного запястья, а вот сами рамочки исчезли. Джованна вдруг вспомнила, что на лестнице, уже в самом низу, почувствовала боль в руке. Значит, надо попытаться пройти по своим следам и отыскать фотографии.

Как там делают в кино? Намочить тряпки, обвязать рот и нос, тогда не угоришь, или угоришь, но не сразу.

Она, плача, стягивала с себя пижаму, плотнее укутывалась в халат, обматывала голову мокрой тканью, а сама все пыталась мысленно представить себе холл и подножие лестницы. Там ведь сейчас темно… впрочем, там огонь, он осветит ей путь, главное — не бояться.

Именно это и было самым сложным. Джованна боялась, очень боялась, до одури боялась, но все-таки шла вперед. В этот момент в треск и рев пламени ворвались иные звуки. Истошный вой сирены, колокольный звон, крики женщин. Деревня проснулась и спешила на помощь. Это придало девушке сил, она уже готова была нырнуть в пылающий дом, но в этот момент стальные объятия стиснули ее, и знакомый голос прорычал над самым ухом:

— Нет, Джо, не смей! Что ты делаешь, идиотка!

Ее подхватили и понесли прочь, а она брыкалась и рыдала, вырывалась и вопила так, словно сама горела в пожаре, пожирающем Пикколиньо…

— Джо, маленькая, опомнись!

— Отпусти меня! Отпусти меня, слышишь!

— Ты же могла погибнуть в огне!

— Плевать мне на это, понимаешь, ты! Плевать! Мне надо туда вернуться! Надо!!!

Франко едва удерживал ее, прижимая к себе обеими руками.

— Нет, Джо, нет.

— Ты не понимаешь, мне надо туда, обязательно надо…

Она не могла даже пальцем пошевелить, потому что граф Аверсано сжимал ее в своих объятиях так, словно она могла превратиться в бабочку и улететь. При этом он ухитрялся гладить ее по голове и шептать на ухо очень ласковым голосом:

— Все кончено, Джо, Ты уже там не поможешь. Не дергайся, я тебя все равно не выпущу, просто послушай меня. Огонь уже укрощен, сейчас с ним справятся. Дом стоит, не обрушился, его можно починить и его починят, я лично за этиим прослежу. Если надо, мы его заново построим. Я сам лично его заново построю.

— Ты не понимаешь, это же не то… Тетя Лу…

— Я понимаю, я не придурок. Но Лукреция нe в вещах, Джо. Она — в этой роще. В этом ручье. В этих цветах. В частности, в этом колючем кустике, на котором я сейчас сижу и уговариваю тебя не кидаться в огонь. Джо, перестань вырываться, ладно? Мне очень колко… снизу.

Она не выдержала и рассмеялась. Ужасно, что поделать, но смешно же!

— Ладно, граф, ты как всегда прав. Я успокоилась.

— И говоришь стихами.

— И говорю стихами, Но мне все равно очень горько. Горит мое прошлое, и я ничем не могу помочь.

— Будущее будет гораздо лучше, вот увидишь.

Она не успела полностью осознать, что он говорит, когда раздалось вежливое покашливание. Оказывается, добровольная пожарная дружина уже закончила борьбу с огнем, и теперь закопченные, мокрые и оживленные люди подходили к Джованне и Франко. Впереди шел гигант с лицом и фигурой Аполлона. Гвидо, вдруг подумала Джованна. Его зовут Гвидо, и пятнадцать лет назад он научил меня ездить на велосипеде. Его мать держит скобяную лавку недалеко от церкви. У него пять братьев и сестер…

— Синьор Франко, на сегодня мы закончили. Огня больше нет, ну а завтра, при свете, мы осмотрим дом и узнаем, что нужно починить. Вообще-то он не очень пострадал.

— Спасибо, Гвидо. Вы отлично поработали.

— Не за что, синьор Франко.

Джованна вывернулась из рук Франко и повернулась к пожарным, прижимая стиснутые кулаки к груди.

— Я благодарю вас от всего сердца. Вы спасли дом и мою жизнь. Я навсегда у вас в долгу.

— Это наша работа, синьорина… Джованна, чтоб я провалился! Племянница синьоры Лукреции! А я смотрю, знакомые кудряшки! Вы стали настоящей красавицей, а меня, наверное, забыли?

— Нет, Гвидо. Я все помню… вспомнила. И велосипед, и тарзанку на реке, и то, как мы объелись зеленых слив…

Франко сердито прервал девушку.

— Полагаю, о радужных днях детства вы поговорите позднее. Теперь надо попытаться поспать.

— Раз огня больше нет, я вернусь в дом и…

— Синьорина Джованна, это пока опасно. Вдруг что-нибудь обрушится?

— Я только зайду и посмотрю, одним глазком, и если там все нормально…

Глухое рычание сообщило миру, что граф Аверсано сейчас взорвется от злости. Сажа покрыла его смуглое лицо затейливым камуфляжем, и Джованна совершенно некстати вообразила, как он перекидывает ее через седло и увозит в какую-нибудь пещеру, где…